«Конец прекрасной эпохи»: человек обречен на счастье!

Нарезку черно-белых документальных кадров с Высоцким, Окуджавой, Ахмадуллиной завершает мужицкий кулак Хрущева: прекрасная эпоха, говорите? Я вам покажу прекрасную эпоху! Я вам покажу кузькину мать! Дальше – тоже черно-белые кадры, но уже художественный образ времени после оттепели, 1969 год, совок накануне застоя.

Станислав Говорухин не раз подчеркивал, что замысел фильма  «Конец прекрасной эпохи» по произведениям Сергея Довлатова возник у него давно, ведь в их юности  много общего. Будущему режиссеру тоже пришлось поработать в советских СМИ. Но дальше пути не совпадают. Один так и не примирился с системой и эмигрировал в США. Другой нашел компромиссы, стал государственным человеком, придумал собирательного героя Андрея Лентулова, который говорит довлатовскими словами и смотрит на мир довлатовскими глазами.

Свобода поманила - и улетучилась. Дух свободы остался внутри, а снаружи – законы партийной печати. Теперь каждый пишет, как он дышит, лишь в антисоветских опусах, а на работе в редакции будьте любезны врать. Умному человеку работать журналистом терпимо потому, что это якобы ближе всего к писательству. Рабочий инструмент один и тот же – слово, правда, используется оно по-разному. Зато писательский дар позволяет изучить и показать редакцию газеты «Советская Эстония» изнутри, поизгаляться над золотыми, а также серебряными перьями, включая себя, отточить производственные диалоги – заготовки для будущих шедевров, подтекст которых редактор Генрих Францевич (Борис Каморзин) не просекает: «Он еще и голубой. – Что это значит? – Так называют гомосексуалистов. Он к вам не приставал? – Приставал. Руку мне, журналисту, подал. То-то я удивился».

Если кто ностальгирует по тем временам, якобы воспитавшим чистых и светлых людей, тот, видать, не вкусил советской свободы слова. Тот не перепечатывал запрещенный журнал «Грани» под обложкой Чехова. Тот не читал советских газет, где торжествовал махровый советский штамп. И уж тем более не трудился в них, когда приходилось ваять шедевры про публикабельных младенцев, обреченных на счастье, и передовых доярок, на письмо которых тов. Брежнев ответил раньше, чем они его отправили. Редактор дает Лентулову ответственные задания, а тот, сохраняя самоиронию и невозмутимость, превращает их в анекдоты. Крайняя степень абсурда воплотилась в этих двух ключевых новеллах из «Компромисса». «Джамайка» в таллиннской рюмочной, Twist & Shout на коровьей ферме своим несоответствием с реалиями  уводят происходящее в какой-то сюр, откуда нет выхода. Хотя его находит фотокор Жбанков, именующий себя фотохудожником (Федор Добронравов): думать не надо вообще, в этом и выход. Не думает он с помощью алкоголя, который выручает его везде, на каком бы задании тот ни находился. Лентулова тоже выручает, но не до такой же степени. В отличие от самого Довлатова, Лентулов не болеет с похмелья.

«Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав, к сожалению, трудно...» - писал Бродский в том же году в   стихотворении с тем же названием. Сотрудники «Советской Эстонии» открыто не бунтуют, а пытаются приспособиться к эпохе свершений и остаться при этом личностью.  «Литератор должен публиковаться. Разумеется, не в ущерб своему таланту. Есть такая щель между совестью и подлостью. В эту щель необходимо проникнуть. — Рядом с этой щелью волчий капкан установлен. - Надо его осторожно обойти», - философствуют они на пьянках. Лентулову обойти капкан не удается - его диссидентская рукопись попадает в органы. Автора разбирают на редколлегии; друзья-собутыльники ведут себя принципиально, как и положено коммунистам. А после решения об увольнении собираются в фотолаборатории, напиваются, братаются, сострадают, советуют. Да, вот так они и жили, эти прекрасные люди советской эпохи.

Персонажи, которых Довлатов выписал в «Компромиссе» и «Ундервуде», в фильме Говорухина уменьшились количеством, но в колоритности не потеряли. Особенно хороши эстонцы. Из-за незнания русского разговорного языка они переиначивают смысл слов, что рождает комический эффект. «У тебя есть друзья, такие же подонки, как и ты?» - дружелюбно спрашивает хорошенькая коллега, решившая с помощью Лентулова приобрести сексуальный опыт. Лентулов помогает деликатно и опосредованно. Молодой актер театра Моссовета Иван Колесников дьявольски хорошо собой, и даже не верится, что его герой с внешностью плейбоя совершенно не соответствует навешанному на него ярлыку «самого аморального типа». Ну не виноват Лентулов, что бабы сами на него вешаются, причем западают исключительно на его товарный вид, а духовных исканий не понимают. Оказывается, Светлана Ходченкова может играть не только роковых красоток - у основной женщины Лентулова вечный укор в глазах и ни капли юмора в голове. Потому ему и скучно, потому и не стремится создать семью, потому его ничего и не вдохновляет. «Убегаете от нас?» - отдавая трудовую книжку, прощается с Лентуловым зав. отдела кадров предыдущей редакции в начале его истории. «От вас не убежишь», - философски замечает уволенный. Аналогичное прощание с газетой «Советская Эстония» окольцовывает композицию. Лентулов сел в поезд и поехал в никуда.

Служба надзирателем на зоне, о чем Лентулов написал «антисоветский» роман, уже позади. Эмиграция, если соотносить с биографией Довлатова, еще впереди. В спектакле «Довлатов. Анекдоты» новосибирского театра «Красный факел» скитальческая эпопея раскрывается хронологически шире. Уехав в США, он получил свободу и достаток, но счастливее не стал. Ведь Художник, где бы и когда он ни находился, всегда живет в конце прекрасной эпохи. Возвращаясь к фильму, вспомним афоризматичного Сергея Гармаша, чей офицер милиции прогнозировал: «Дать нам свободу - мы тут же глотки друг другу перегрызем». Как в воду глядел.